Столько раз я смотрел фильм «Служебный роман», но только вчера заметил в нем пару интересных деталей. Оказывается, Эльдар Рязанов недвусмысленно намекал нам, что его героиня Людмила Калугина никогда не была «сухарем», и вот как я это понял.
Раньше я смотрел на игру актеров, вслушивался в диалоги, но лишь когда уже мог пересказать весь фильм по памяти, стал обращать внимание на детали — предметы интерьера, декор, одежду героев. Тут мне бросилась в глаза картина Модильяни в доме Людмилы Прокофьевны. Надеюсь, вы ее тоже заменили.
Сначала я подумал, что это очередной «киноляп» — ну как у простой советской женщины, пусть и занимающей высокую должность, может висеть такой дорогой предмет?! Но картина — просто копия, зато с ее помощью режиссер передает нам характер Людмилы.
Во-первых, Модильяни тогда был не очень популярен. И если женщина повесила его творение в своей гостиной, в ее вкусе сомневаться не приходится. Становится ясно, что это не просто дань моде, не очередной "мейнстрим" — человек увлекается искусством и неплохо в нем разбирается. Сухарем такая дама точно быть не может — тяга к творчеству отражает тонкую душевную организацию, внутренние конфликты, ранимость и чувственность.
Интересен и сам выбор картины. Известно, что «Девушка в матроске» Модильяни — Анна Ахматова, с которой у художника случился короткий, но бурный роман. Он встретил двадцатилетнюю русскую поэтессу в Париже и влюбился с первого взгляда. Ахматова ответила взаимностью, хоть и была уже замужем за Гумилевым (во Францию они поехали на медовый месяц).
Амедео Модильяни «Девушка в матроске»
Она даже приезжала к художнику в Париж — через полгода после их первой встречи, когда муж был в Африке. Расстаться влюбленным все-таки пришлось, но их непродолжительная связь оставила глубокий след в сердцах обоих. Модильяни нарисовал около двенадцати портретов Анны Ахматовой, поэтесса посвятила ему не один стих.
«Девушка в матроске» не случайно оказалась в квартире Людмилы — она олицетворяет ту сумасшедшую любовь, о которой мечтала якобы сухая и черствая директор статистической организации.
Так что и вкус у нее был, и женственность, и чувственность. Просто на душе было тоскливо, и жизнь не была в радость — потому Людмила надела непривлекательный коричневый костюм «мымры» и маску «сухаря». Так в работе удобней, так в душу никто лезть не посмеет. Поверьте, я знаю о чем говорю — есть у меня среди коллег такая барышня. Наверное, стоит с ней поговорить по душам — глядишь, тоже расцветет!
Кстати, пока я рассуждал о символизме и гении Эльдара Рязанова, у которого не бывает случайных кадров, вспомнил еще одну любопытную деталь. «Не знала, что в юности вы писали стихи под псевдонимом Пастернак» — так комментирует Людмила неловкую попытку Новосельцева присвоить творчество писателя.
А теперь покажите мне хоть одного прожженного циника, разбирающегося в поэзии! Теперь мне начинает казаться, что сухарь — это я, не уловил с первого раза намеки гениального режиссера, не проникся глубиной его замысла!
А вы сразу уловили эту метафору? Заинтересовались знаменитой картиной, оказавшейся в кадре, или не придали ей значения? Делитесь ответами в комментариях!